Ректор Академии Русского балета имени Вагановой Николай Цискаридзе возглавит в рамках VI Санкт-Петербургского международного культурного форума 2017 года секцию "Балет и танец". В интервью "Интерфаксу" Н.Цискаридзе рассказал о мероприятиях секции, предстоящих "Русских сезонах" в Италии и проблемах образования, а также поделился своими мыслями о последних скандалах в российской культуре.

- Николай Максимович, вы традиционно возглавляете секцию Культурного форума "Балет и танец". Расскажите о мероприятиях этого года.

- 16 ноября в Эрмитаже состоится торжественная церемония награждения, где мы будем отмечать заслуги и наших педагогов, и педагогов Консерватории, и педагогов Академии художеств. Мы также приглашали московские вузы, но они решили в этот раз чествоваться на своей территории. Заключительная часть - выступление воспитанников Академии в честь педагогов. Это важный момент, потому что всегда для людей очень приятно, когда лишний раз говорят о каких-то их победах и достоинствах. Во-вторых, это очень полезно для самих учебных заведений, потому что в нынешней системе, абсолютно, с моей точки зрения, глупой и неразумной, надо все время подтверждать свою значимость, а я не знаю, куда больше значимости, чем Академия Русского балета Санкт-Петербурга, Петербургская консерватория или Академия художеств. Но получается, что бумажки важнее. Профессионалам всегда нужно говорить "спасибо", это немножко скрашивает рабочие будни и "тяжелую петербургскую осень".

К тому же будет чествование нашего выдающегося педагога, которому в этом году исполнилось бы 110 лет, Александра Ивановича Пушкина. Открытый урок его памяти пройдет в Академии 18 ноября в рамках научно-практической конференции, посвященной сохранению традиций, а также юбилею Мариуса Петипа. Александр Иванович был действительно удивительный человек, который выпустил большую плеяду не последних танцовщиков в мире. Мой педагог Петр Антонович Пестов был среди учеников его первого выпуска, это было как раз во время войны, когда школа была в городе Молотов (Пермь) в эвакуации. Последним, кажется, был Михаил Барышников, до этого - Рудольф Нуреев, и много премьеров Мариинского театра. Поэтому это такой знаковый педагог для нашей школы и вообще для методики развития мужского классического танца. Мы будем его вспоминать, будет давать мастер-класс один из его выпускников Геннадий Альберт, который является директором Театра Эйфмана, главным репетитором труппы и ассистентом Бориса Яковлевича. Это полезно с профессиональной точки зрения для нынешних педагогов и студентов, а также для того, чтобы и сегодня имя Пушкина было на слуху.

- В чем важность таких наград для педагогов и сферы образования?

- Людям желательно чаще говорить "спасибо". В последнее время очень сложно стало получать звания для педагогов. Огромное количество препятствий, документов. Если честно, все что касается получения званий и наград, почему-то превратилось в издевательство. Есть педагоги, которые работают очень много лет и несут тяжелую ответственность, но их работа не так видна, потому что они работают с маленькими детьми. Как правило, их никогда не упоминают ни в программках, нигде, только если в интервью человек, который стал звездой, вспомнит имя своего первого педагога. Я считаю, что это очень несправедливо, потому что это очень тяжелый и скрупулезный труд, и он должен быть не менее почитаемым, чем труд тех педагогов, которые выпускают учеников. Вот моя идея была в том, чтобы одинаково награждались те, кто работает и в младших классах, и в средних, и в старших. Меня в этом очень поддержали Семен Михайловский и Алексей Васильев, ректоры Академии художеств и Консерватории. Действительно, есть очень много хороших педагогов, которым нужно лишний раз сказать со сцены "спасибо", вручить грамоту, награду.

- Насколько классическое балетное образование отвечает требованиям современного балета?

- Вы понимаете, это абсолютная ересь - сравнивать китайский и японский язык. Конечно, и там и там используются иероглифы, где-то у них общий корень. Но это разные языки, и не один специалист по китайскому вам не сможет прочитать японский текст, и наоборот. То же самое сравнивать классический балет с современным, и все те лжеметодисты, которые пытаются сегодня все это объединить - я все время привожу один и тот же пример: это все равно, что поесть салат с огурцами и выпить кефир. Эффект будет плачевный. Есть виды искусства, профессии разные, в которых ничего с эволюцией никогда не изменится, потому что есть закон природы, и природа по-другому жить не хочет. У связки есть лимит, у сердца есть лимит, у мышцы есть лимит, у человеческого скелета и организма тоже есть лимит. Кто бы что ни придумывал, ни писал какие-то диссертации, ничего не изменить.

Я читал очень много книг о работе актера. Есть книга Станиславского, а остальные все - ее вариации. То же самое в классическом балете: есть книга Вагановой "Основы классического танца", все остальное, что есть в мире, это вариации этой книги. Ваганова бы никогда ее не написала, если бы советское государство не потребовало бы от нее программу. Она просто описала весь процесс обучения в школе, и это стало Библией классического балета на все времена. Поэтому все эти модернизаторы просто вырабатывают воздух и портят бумагу, но каждый раз находятся ряженые от искусства, от образования, которые кричат, что все надо модернизировать. С водой мы выплескиваем ребенка...

Я повторял это миллиард раз и повторю еще: ничего в мире не ценится так, как творческое образование. Ни один диплом, выданный на территории России, не является легитимным в мире, кроме дипломов артистов балета, музыкантов, певцов, художников. Диплом никто не смотрит, все слышат название учебного заведения, которое ты окончил, и это является пропуском на "аудишн", ты будешь принят на работу. Все остальные учебные заведения с нами соревноваться не могут. Есть реалии в этом мире: классический репертуар родила Россия и возвела его в тот ранг, на котором держится весь мир. Это то, что касается классического балета. Все остальное - нам, конечно, далеко до мира и всегда будет далеко. Это не наша культура: ни мюзикл, ни модерн. Но нельзя портить то, что мы имеем. На самом деле, продается лучше всего классический балет. Как когда-то сказал Джордж Баланчин, любой балет, если он будет называться "Лебединым озером" будет обречен на успех. Ничего нет лучше для зрителя, чем балерина в белой пачке.

- Какие дети сейчас приходят поступать в Академию? Их уровень стал выше или ниже?

- Такие же, как всегда. К нам приезжают дети со всей страны, но больных стало очень много. Второй тур в Академии всегда был медицинский, потому что балетом могут заниматься исключительно здоровые дети. На этом туре отсеивается очень много детей по медицинским показаниям, поступающие не соответствуют нормам. Это и проблемы опорно-двигательного аппарата, и сердечно-сосудистые заболевания, у очень многих нервные тики. Это все последствия 90-х годов, особенностей климатических изменений, отсутствие пеленания, неправильных родов, плохого ухода в послеродовом периоде.

- "Русские сезоны" в прошлом году прошли в Японии, в этом году они будут в Италии. Расскажите о том, что показали в Японии и собираетесь представить в Италии.

- Были мастер-классы наших педагогов и выступления воспитанников Академии в разных городах. Дело в том, что с Японией у нас не один год отношений, а вечность. Это непрерывающийся процесс, так как в области балета эти страны давно навели мосты и живут слишком сплоченно. Что касается Италии, это тоже очень давние связи, начинающиеся с XIX века, и сегодня они не прекращаются.

Балет зародился в Италии и во Франции, а наивысшей точки он достиг в России. Он никогда бы не достиг этой точки, если бы французские и итальянские представители на протяжении всего XIX века здесь не служили. А потом так получилось, что благодаря Революции, 100-летие которой мы в этом году отмечаем, все это вернулось к ним обратно в Европу. И после распада Советского Союза уже настолько туда перехлынуло, что во всех европейских театрах теперь доминирует русский репертуар в искаженном виде.

В следующем году в феврале мы планируем мастер-классы во Флоренции, гала-концерты в Неаполе, Венеции и еще нескольких городах. Италия без нас и мы без Италии все равно не существуем. Все, что связано с оперой, - наши в Италию стремятся, все, что касается балета - весь мир стремится к нам. Поэтому мы здесь в очень выигрышном положении.

- В этом году на Культурном форуме вы организуете круглый стол "Балет и кинематограф". Будет ли там обсуждаться фильм "Матильда" Алексея Учителя?

- В этом году у нас в стране такой огромный всплеск интереса к Матильде Кшесинской, выдающейся выпускнице нашей школы, личности, оставившей в искусстве очень большой след. Вот так и совпали интересы наши и кинематографические. Мы решили сделать большой круглый стол, пригласив кинематографистов. В этом году, на удивление, было несколько фильмов, снятых на тему балета. После "Черного лебедя" российские кинематографисты сильно заинтересовались этой темой. Мы устраиваем круглый стол, куда приглашаем выдающихся деятелей балетного искусства и кинематографа.

Но, понимаете, глупость, которая несется с экранов телевизоров и со страниц газет в отношении исторических имен России, перешла всякие границы. Я вчера случайно слышал в гостях, как произносили какие-то речи на эту тему, у меня было ощущение, что я смотрю дурно поставленный фильм, фильм абсурда. Мне все время кажется, что это не происходит на самом деле, что этого не может быть. Я хочу, чтобы все обменялись мнениями, хотя, к сожалению, фильма "Матильда" еще пока никто и не видел. Алексей Учитель предложил нам сделать показ в школе, в нашем театре, именно там, где Матильда Кшесинская впервые встретилась с Николаем II, чтобы, наверно, всем показать, что этот исторический факт был, это все существовало, все было вот здесь. Есть люди, которые по-своему видят историю и хотят ее как-то преподнести. Понимаете, я иногда слушаю, что люди говорят, и у меня ощущение, что мир сходит с ума.

- Вы не смотрели "Матильду"?

- Нет, я не ходил смотреть. Я общался с Алексеем Учителем в тот момент, когда он только готовился к съемкам, я ему делал экскурсию по школе, показывал документы, все, что у нас сохранилось, но они не снимали в школе, потому что сегодня наши интерьеры очень сильно отличаются от тех, в которых училась Матильда. Мы им не подошли, у нас нет печек, везде паровое отопление.

- Но вам интересно посмотреть фильм?

- Я его посмотрю, но я не могу сказать, что мне очень интересно, потому как мне не столько интересно смотреть сам фильм, сколько интересно, чем же закончится все это. Если находятся люди, которые сжигают машины, это просто смешно. Мне кажется, конфликт выеденного яйца не стоит. Когда я в детстве читал "Гулливера", я никак не мог понять, как можно воевать из-за того, с какой стороны нужно разбивать яйцо, до меня не доходило, что это абсурд, но оказывается, что это вечная тема.

- Элеонора Севенард, выпускница Академии Вагановой, утверждает, что она родственница Матильды Кшесинской...

- Что значит утверждает? Она родственница. Я интересуюсь историей балета, историей царского двора, я многое читал, и то, что семья Севенард имеет прямое отношение к семье Кшесинских, это точно, это все известно, ничего в этом нет тайного. Иосиф Кшесинский был братом Матильды и Юлии, он остался в советской России, скончался во время блокады Ленинграда. На удивление в свое время не тронули ни его, никого из его родных, позволили французу Севенарду жениться на его наследнице. Тот самый старший Севенард был одним из выдающихся инженеров в нашей стране, построил огромное количество электростанций и тайных заводов. И вместо того, чтобы сейчас об этих людях вспомнить с пиететом, благодарностью, полилась какая-то грязь.

- Как вы оцениваете талант Элеоноры?

- Я очень люблю эту девочку. Считаю, что это одна из самых выдающихся выпускниц школы за последние 20-30 лет. Равных ей выпускников выходило очень мало, именно по уровню дарования. Другое дело, когда ребенок выходит из школы и переходит в театр, он обнуляет свои успехи, там он начинает с нуля. И как сложится Элина жизнь в театре, зависит от нее и многих обстоятельств, которые ее окружают. Но на момент выхода из школы я могу констатировать, что это одна из самых ярких, красивых и талантливых выпускниц школы. За нее мне не стыдно ни одну секунду.

С ней я приготовил много ролей, которые она станцевала за два последних года в Академии, это не одна сольная партия. Она в прошлом году выступала на сценах Мариинского театра, Большого театра, " Опера де Пари", миланского "ЛаСкала", лондонского "Колизея" - и везде в главных ролях. Мне есть чем гордиться за нее, и порой очень обидно, что многие недобросовестные журналисты пишут ересь. Они бы потрудились, дошли до улицы Зодчего Росси, 2, попросились бы к нам в кабинет истории отечественной хореографии и посмотрели бы элементарно документы, чтобы понять взаимосвязь Элеоноры с теми Кшесинскими, а не писать ерунду и не оскорблять людей.

- Еще один скандальный проект, связанный с балетом, это спектакль "Нуреев" Серебренникова...

- Это не скандальный проект, это проект просто абсолютно раздутый, скандал тут ни при чем. Я вообще не понимаю идеи постановки балета о Нурееве в Большом театре. Если бы ставили в Мариинском театре, это было бы логично. С какой стороны и кому вообще пришла эта идея в голову? Почему в Большом? Человек не имел к этому театру никакого отношения! Хотел там работать, но его туда не взяли. И он как-то потом к этому театру прохладно относился, потому что его туда не пригласили.

- История с переносом спектакля, по вашему мнению, связана с преследованием Кирилла Серебренникова?

- В прошлом году в театральном мире был большой диспут вокруг "Золотой маски", и Александр Колягин вывесил на сайте СТД (Союз театральных деятелей - ИФ) письмо. Он давал ответ всей театральной общественности о том, что происходит. Там настолько правильно были описаны определенные вещи! О том, например, что мы должны все вспомнить, что артисты должны быть по эту сторону рампы, критики находиться по ту сторону рампы, зрители должны заходить с этой стороны, и что нужно вспомнить, кто есть кто. Потому что когда начинаются угрозы, что мы вам испортим жизнь и сделаем то-то и то-то, люди забывают о главном, что в театре надо заниматься творчеством и искусством. Есть правоохранительные органы, которые должны вынести вердикт.

В нашей жизни часто бывает, что люди совершают ошибку по незнанию. Но дело в том, что везде в мире на первом уроке во всех юридических вузах говорят, что незнание закона не освобождает от ответственности. До того, как я стал ректором, закончил юридическую академию, и я прекрасно себе давал отчет, что теперь я несу ответственность за все. Если, не дай Бог, кто-то падает на лестнице, виноват тоже я. Не понимать этого я не имею права. Под моим управлением в интернате живет около 250 детей, и я несу ответственность за всех. Очень часто меня обвиняют в жесткости, что я позже 22 часов никого не выпускаю из школы. Да потому, что я несу ответственность за них!

Когда человек берет на себя ответственность и говорит, что он не очень понимал, а на его имя было зарегистрировано пять компаний, это очень удивительно. Соглашаясь на такого рода работу, надо прекрасно понимать, на какое количество "но" ты идешь. Как-то у нас загорелась проводка в здании, я работал всего лишь полгода, и ремонт делался не при мне. Загорелась китайская лампочка, ремонтом занималось предыдущее руководство, но по факту виноват я. Пожарные обязали меня сменить все лампы, не соответствующие нормам безопасности. Поэтому ты должен давать себе отчет в том, что ты делаешь. Руководителем быть совсем нелегко, я этого никому не пожелаю, это ответственность колоссальная, тем более, когда ты работаешь в Петербурге, в здании, охраняемом не только государством, но и ЮНЕСКО. Здесь больше "нельзя", чем "можно".

- Удается ли вам совмещать ректорство с преподаванием?

- В прошлом году я вынужден был взять класс, это был выпускной класс, и я вел все репетиции. Я уже пятый год ректор, и все репетиции и прогоны проходят с моим участием. Если в прошлом году мне пришлось взять класс, так сложились обстоятельства, то в этом году меня убедили снова взять класс - предвыпускной. Это очень непросто, так как я ежедневно привязан к детям и урокам, и совмещать нелегко. Мало того, как ректор я должен был получать разрешение Министерства культуры на совмещение, его мне дали, поэтому я сейчас работаю профессором на кафедре классического танца.

<Педагогом быть гораздо легче, нежели ректором.

- Какие реставрационные планы у Академии?

- В этом году мы вводим - я надеюсь, это случится в ноябре во время Форума - здание на улице Правды. Это старинное общежитие Академии, которое 20 лет было закрыто, и вот благодаря Министерству культуры и Северо-Западной дирекции все это заканчивается. Я очень рад, с каким рвением включилась в эту работу Наталья Волынская, возглавившая дирекцию. Благодаря вводу этого здания мы прибавляем больше 100 мест для проживания. Сейчас у нас всего 45 иностранцев только по одной причине: у нас нет мест для их расселения, а так мы сможем принять на 120 человек больше. Это очень важно для Академии. Надеюсь, таким образом, в следующем году мы увеличим прием иностранцев, и от этого прибавятся средства у страны и Академии, еще больше повысится престиж вуза.

Внутри у нас тоже много идет разных реставрационных работ. В Академии очень много площадей, и некоторые до сих пор находятся в состоянии послереволюционном. Вот как Революция 100 лет назад прошла, так эти помещения с тех пор никто не трогал. С одной стороны, это очень интересно, потому что ты оказываешься в "машине времени". С другой - не очень приятно, что такое еще существует в современном мире.

- В прошлом году был юбилей проректора академии Жанны Аюповой. Это событие как-то отмечалось?

- Мы сделали ей сюрприз: подготовили книгу о ней. Жанна абсолютно не знала об этом. Мы долго от нее скрывали, подарили книгу на выпускном балу в июне. Собираемся представить ее в Эрмитаже 16 ноября в рамках Форума, на который приедут и те, кто писал свои эссе в эту книгу, в том числе известный балетный критик и фотограф Нина Аловерт из Америки и первый партнер Жанны - Александр Лунев.

Такой момент важный для понимания: очень много хороших артистов уходит в небытие. Как-то мой педагог Галина Сергеевна Уланова сказала очень трагическую фразу: "от архитекторов остаются здания, от писателей - книги, от художников - картины, а от артистов не остается ничего". Это очень грустно. Вот такие книги - это единственное свидетельство того, что был путь, очень достойный, очень красивый, и хочется, чтобы об этом пути осталась большая память.

Книга не будет продаваться. Мы будем ее дарить педагогам и воспитанникам.

Источник: Интерфакс-Россия, 5 октября 2017 г.

Источник: телеканал "Культура", 20 июня 2017 г.

На детских телепроектах есть один очень важный момент – все зависит от родителей. Если у родителей прилично с головой, то они понимают, что эти проекты дают ребенку возможность по-настоящему раскрыть способности, найти дорогу, по которой идти. Так или иначе в этих проектах любой участник имеет шанс встретиться с неординарными представителями того направления, которым он интересуется, найти нового педагога, способного раскрыть его способности.

Ничего нельзя исправить, если родители не понимают, куда направляют ребенка, что они в итоге сами преследуют. К сожалению, очень часто родители настолько опьянены этим успехом, настолько хотят "срубить", если выражаться сегодняшним языком, бабла, что мешают ребенку по-настоящему получить профессию.

В любой классической профессии, а я сейчас говорю исключительно о классических профессиях — музыкальных, творческих, не бывает ранних карьер. Это все неправда. Любой фрукт должен дозреть.

Не надо забывать, что телевидение – это прекрасный вид искусства, в котором помимо творческого компонента очень важной составляющей телепрограммы является рейтинг. Программу должны смотреть. А передачи с детьми сейчас очень востребованы, имеют большой успех и хорошо смотрятся. Это беспроигрышный вариант. Потому они используются продюсерами до того момента, пока приносят успех. Все зависит только от родителей, от детей не зависит ничего. Но идти на такие телепроекты стоит. Стоит, потому что это поможет им найти свой путь и понять, чего они хотят, может быть, поменять школу, найти нового педагога, раскрыть горизонты, но получить профессию — нет. Ужасно, если родители сегодня просто используют обаяние ребенка или хотят, чтобы их ребенок как можно дольше оставался в состоянии вундеркинда и не вырастал. Ребенок должен получить образование и вырасти в большого мастера. Иначе ничего не получится. Психика ребенка на подобных проектах повредиться не может. Она может повредиться потом, когда он поймет, что из него все выжали. Часто бывает, дети очень фотогеничные, в кадре смотрятся хорошо. Но как профессионалы гораздо слабее других детей, которые гораздо лучше них играют или поют, но у них не такой вид "обаяшки" для экрана. Дело в том, что те, менее обаятельные в кадре, в итоге вырастают и становятся феноменальными профессионалами. А "обаяшки" теряют свое обаяние, а как профессионалы уже не могут соответствовать тому, за что их тиражировали.

На телепроектах никто не растет. Это абсолютная ерунда. Все растут исключительно в залах, во время репетиций. Проекты дают возможность заявить о том, что ты существуешь. И для многих детей, которые родились далеко от больших мегаполисов, проявиться и попасть на орбиту, заявить о способностях – это серьезно.

Сам я с удовольствием принимаю участие в качестве жюри в детских проектах. Я люблю это. Я сам когда-то был ребенком, который одним из первых в Советском Союзе получил награду "Новые имена", тогда, когда ее получали самые выдающиеся дети. И все, кто получил эту награду в середине 80-х, стали очень крупными артистами в своей области. Но мы по-настоящему получали эту награду. Нас было совсем немного, это было не массовое зрелище. Сейчас на подобных телепроектах мне интересно наблюдать за детьми, интересно следить за тем, как каждый раскрывается. Но, повторяю, детям в этом смысле очень сильно могут помешать родители. И еще часто родители забывают: не бывает детского актерского мастерства. Этого просто не бывает. Каждый ребенок играет сам себя. Это доказано и много раз описано в книгах. Дети могут играть только самих себя. Они тиражируют свое детское естество и обаяние. А для того, чтобы потом стать артистом, надо учиться, надо совершенствоваться. Со многими этого не происходит. Их тиражируют, пока они миленькие и хорошенькие, а когда уже надо совершенствоваться, они этого не могут. Вот и все. И этого вокруг очень много.

Источник: Новостное агентство Sputnik / Грузия, 16 июня 2017 г.

Источник: "Мой район" Петербург, № 20, 9-15 июня 2017 г.

Он — искрометная личность с аристократическим характером, пленивший сердца миллионов поклонников балета по всему миру. 11-летним юнцом шокировал своим талантом преподавателей Тбилисского хореографического училища. Освоив азы балетного искусства, он продолжил совершенствовать свои навыки в Московском академическом хореографическом училище, после окончания которого его ждала блестящая карьера в Большом театре. Став самым известным танцовщиком страны, ныне он сменил сцену на кабинет ректора Академии русского балета имени Вагановой, своим примером воспитывая будущих звезд балета. Наедине со всеми — народный артист России, артист балета и педагог Николай Цискаридзе о жизненных примерах, успехах, радости танца и о том, что значит быть собой.

Источник: ТВ "Первый канал", 27 апреля 2017 г.

В Санкт-Петербурге Леонид Закошанский провел несколько дней в компании Николая Цискаридзе. Гуляя по городу, известный артист балета рассказал о своем детстве: сложных отношениях с матерью, переезде из Грузии в Москву, начале творческого пути. Николай показал дом, в котором вырос, и вспомнил все трудности, которые он преодолел, чтобы стать ректором Академии Русского балета им. А. Я. Вагановой.

Источник: НТВ, 29 января 2017 г.

— Николай, что вы считаете своим главным достижением за время работы на посту ректора Академии русского балета?

— Сложно сказать… Не могу похвастаться чем-то конкретным. Я просто служу профессии, честно работаю. Сложности есть, как и везде, но мой опыт артиста и педагога, а также юридическое образование (в 2014 году Цискаридзе окончил магистратуру Московской государственной юридической академии. — «ВМ») помогают решать многие задачи.

— Вашу работу по достоинству оценили: подарили уникальную скульптуру «Цискаридзе в роли Зигфрида»…

— Да. Подарок мне сделал Императорский фарфоровый завод. Если честно, это не стало для меня сюрпризом: автор скульптуры не решался браться за работу без моего ведома. Надо сказать, Зигфрида я танцевал совсем недолго. Но это был последний спектакль на исторической сцене Большого театра (до реконструкции Большого театра. — «ВМ»). Вообще в последнее время мне стали часто дарить фарфор, поэтому дома я даже повесил полку для таких подарков. Так вот и начал коллекционировать фарфор.
— В стенах академии прошла презентация книги, посвященной вашему театральному учителю Марине Семеновой. Почему вы решили издать книгу о знаменитой балерине?

— За огромную карьеру Марины Семеновой (она 80 лет проработала в Большом театре, из них 22 танцевала, а остальные — преподавала) о ней была написана всего лишь одна книга. Да и журналистам она не давала интервью. Мне показалось это несправедливым.

Марина Тимофеевна для меня была очень близким, очень дорогим человеком, она во многом заменила мне семью. Моих родных не стало очень рано, и я остался один. Так что это она воспитала меня в театре. И именно Марина Тимофеевна посоветовала мне заняться преподаванием сразу после получения диплома, чтобы он не был просто бумажкой, а стал гарантией того, что я знаю эту профессию досконально. Марина Тимофеевна говорила, что в будущем я должен буду возглавить балетную школу, чтобы поддержать ее высокий уровень. Но тогда я не прислушивался, я был убежден, что моя жизнь — это театр. Но в один прекрасный момент, когда уже закончил танцевать, подумал: наверное, в ее словах есть доля истины, нужно начинать новую страницу в жизни.

— Сложно было начинать?

— Резкого перехода в новый статус не было. Я ведь начал преподавать, когда мне было 20 лет. И в течение 13 лет в Большом театре вел класс. Был опыт и в постановке спектаклей. В Большом театре до сих пор идет моя постановка балета «Шопениана», а в Детском музыкальном театре имени Наталии Сац — «Щелкунчик». Поэтому к новой жизни я был готов. И могу совершенно точно сказать, что ностальгии по прежней профессии у меня нет. Балет — искусство молодых. Я об этом говорил всегда.

— Чему вы прежде всего учите своих воспитанников?

— Дисциплине. Это основополагающее в нашей профессии. Если с детства ребенка не приучить к тому, что он всю жизнь должен быть учеником, развиваться, мыслить, то ничего из него не получится. В училище педагоги оберегают своих учащихся, а когда артист поступает в театр — этому приходит конец. Там каждый сам за себя. И уж поверьте, это очень-очень сложно. Мой педагог Петр Антонович Пестов приучил нас к дисциплине и я, когда пришел в Большой театр, мог сразу же понять, кто еще у него учился. Все артисты, даже народные и заслуженные, приходили заниматься в класс как ученики. Иначе нельзя.
— А вы строгий педагог?

— В балете других быть не может. У нестрогих педагогов никогда ничего не получится. Потому как сама профессия диктует законы. В балете успехи достигаются только путем тяжелейших нагрузок. Поэтому требовательность и придирчивость — это основное в нашем деле. Если педагог слишком строг к своему ученику, то это говорит о том, что он к нему хорошо относится. В противном случае это верный признак того, что педагог поставил крест на своем воспитаннике. Это нужно понимать.

— Во многом от вас зависит будущее русского балета. А как вы оцениваете сегодняшнее состояние балете в России?

— Балет всегда был национальным искусством. И я думаю, что так будет всегда. Другое дело, что в каждом поколении есть свои гении, есть просто артисты. Судя по тому, что у нас очень оживленная балетная жизнь, значит, все хорошо. Сегодня моя задача — воспитать следующее поколение талантливых людей.

— Какой город вы считаете домом — Москву или Петербург?

— Мой дом — Москва. Хотя я родился в Тбилиси, но большую часть своей жизни провел в столице. В основном здесь живут мои друзья. Что касается Петербурга, то я всем говорю, что я его обожаю, но я его не вижу, так как с утра до вечера нахожусь в академии и возвращаюсь в свою питерскую квартиру только для того, чтобы спать.

Текст: Ольга Соколова
Источник: «Вечерняя Москва», 16 ноября 2016 г.

У Николая Цискаридзе приятная дата. Три года назад экс-премьер Большого театра возглавил Академию русского балета имени А.Я. Вагановой (АРБ). С ректором прославленного учебного заведения встретилась обозреватель «Известий».

— Три года для масштабных преобразований — небольшой срок. Что из задуманного удалось сделать, а что отложено на будущее?

— Ничего не отложено. Что-то получается по ходу, что-то нет. Я просто работаю. Считаю, что главное свидетельство успеха или, наоборот, неуспеха — это спектакли в конце учебного года, когда мы предъявляем свою работу в Мариинском театре. В последние два года мы привозим эти выпускные спектакли в Москву. Приглашаю вас, посмотрите и составьте собственное мнение.

— С удовольствием. Коллеги поздравили вас с годовщиной руководства?

— Педагоги и сотрудники Академии русского балета подарили мне книгу, которую сделали сами. Это нечто вроде летописи — начинается она с того дня, когда меня объявили ректором. Том получился увесистым, с множеством фотографий. Всего 288 страниц. Очень приятный подарок. Но и в этот немалый объем все события моего ректорства не уместились, настолько их оказалось много (смеется).

— Вы выступили инициатором конкурса балетных педагогов, и на Петербургском культурном форуме впервые будет вручен приз победителям. Но ведь лучшая награда учителю — успех его ученика. Есть ли необходимость в этом соревновании?

— К сожалению, в нашей профессии присутствует одна специфическая вещь: педагоги, которые учат младшие и средние классы, очень много работают, но в конкурсах обычно участвуют ученики старших классов. То есть вся слава достается тем, кто работает с детьми в финальной стадии обучения, а это не совсем правильно. 

Очень многое в карьере артиста зависит от того, как его учили в самом начале, поэтому считаю правильным награждать педагогов и младшего, и среднего звена. Кроме того, многие хорошие педагоги не были премьерами или солистами. Им не давали званий и наград. В лучшем случае у них есть грамота за то, что они честно отслужили стране 25–30 лет.

Приходят проверяющие и говорят: «Почему нет остепененных, почему нет званий?» Начинаешь объяснять, что вот этот человек был солистом, скажем, в Воронеже или в Саратове, ему дали заслуженного артиста. А этот служил в Мариинском театре, что было в миллион раз престижнее, но танцевал «двойки», «четверки», а за это звания в те годы не давали.

Мы сегодня, к сожалению или к счастью, следуем общемировым образовательным стандартам: на все достижения должна быть соответствующая бумага. Вот ее и можно вручать за победу в педагогическом конкурсе. Я обратился с этой просьбой в Министерство культуры и получил полную поддержку. 

— Вы ведете класс в академии. Ректору подобная нагрузка необязательна. Это веление сердца, как я понимаю?

— Напротив, это усложнило мою жизнь очень сильно. Так сложились обстоятельства, что один из педагогов попросил у меня годовой отпуск. И чтобы не брать лишнего человека — ведь лишних ставок у нас нет, — мне пришлось взять его класс. Так что каждый день я веду урок, в том числе и по субботам, а они раньше — если не было спектаклей с участием детей в Мариинском театре — у меня были выходные.

— Но ведь это только на год? Или собираетесь продолжить педагогическую деятельность?

— Меня очень к этому тянет. Другое дело, что я по своей природе человек очень обязательный и когда мне приходится отлучаться в командировки или на совещания, очень переживаю: понимаю, что не дорабатываю так, как должен, несмотря на то что я в этот момент работаю ректором.

— Давайте на время оставим школьную тему и поговорим о цензуре — в связи с дискуссией, которая развернулась после выступления Константина Райкина. Балет — не кино, не драматический театр. Но, например, балеты Шостаковича в свое время тоже запрещали.

— Я понимаю, о чем вы говорите. Единственное, чего никогда не смогу понять, — что называют цензурой в данной ситуации. Если работодатель интересуется, как и куда потрачены средства, это правильно. Но я не уверен, что правильно заниматься эпатажем в серьезных театрах.

У меня крестный сын учится в ЦМШ. С искусством балета я его познакомил давно, водил на многие спектакли. Но почти ни на одну оперу в Москве, особенно в крупные театры, я его отвести не могу. Стиль исполнения музыки, сюжет, эпоха, актерское мастерство — эти важные для понимания оперы вещи порой просто отсутствуют. И почему, когда работодатель задает вопрос: «А нельзя ли сделать нормальную постановку?», это вызывает такой ажиотаж? Не понимаю.

— То есть тезис «кто платит, тот и заказывает музыку» и, соответственно, имеет право контролировать творческий процесс, обоснован?

— А как же? Мне интересно, в какой стране это иначе? Пусть кто-нибудь попробует не выполнить требования продюсеров или государственных структур, если они являются заказчиками. И тому есть миллион примеров.

Константин Аркадьевич Райкин — мой любимый артист. Я обожаю этого человека, на спектакли к нему иду с большим трепетом, потому что знаю: даже если он выйдет читать поваренную книгу, это будет высокохудожественно. Но в данном случае я просто не понимаю сути дискуссии.

Он высказал свое опасение. А уровень поднятой волны просто удивляет. Есть хорошие спектакли, а есть слабые. И если высказываются соображения, что хорошо бы подправить слабый спектакль, сразу начинаются рассуждения про цензуру. Мало того, если режиссер не знает, как привлечь к себе внимание, он совершает какую-либо провокацию, и тоже поднимается волна. К сожалению, многие люди этим пользуются и делают себе карьеру: стать халифом хотя бы на час…

Я не ретроград. Мне просто очень хочется увидеть разницу между романтическим спектаклем и спектаклем эпохи классицизма. Чтобы было понятно: это — комедия Мольера, это — комедия Шекспира, а вот это — комедия Островского. И они играются разными красками, этим и отличается русский театр.

— В выступлении Райкина речь шла и о том, что право запрещать художественные произведения берут на себя общественные организации и люди, не имеющие отношения к искусству.

— С негативным отношением к этому явлению согласен. Меня оторопь берет, когда я слушаю доводы некоторых личностей относительно каких-то религиозных и нравственных вещей. Так абсолютно любое классическое произведение, будь то «Преступление и наказание», «Анна Каренина» или «Война и мир», можно запретить, признав их безнравственными. С другой стороны, эти мнения излагают люди, которые вовсю пиарятся за счет запретов. Зачем вообще обращать на них внимание?

Приведу смешной и одновременно грустный пример. В 1990 году я в составе Московского хореографического училища был на гастролях в США по приглашению президента Джеральда Форда. И во время общения с нашими американскими сверстниками пошутил фразой Карлсона из книги Астрид Линдгрен, но мою шутку никто не понял. Когда закончилась встреча, переводчица объяснила, что эта книга не рекомендована к чтению в США — как дурная агитация за общение взрослого мужчины с ребенком. Я бы не хотел дожить до такого абсурда в нашей стране.

— Не могу не спросить о вашей собственной артистической карьере…

— Я свою артистическую карьеру закончил 5 июня 2013 года, когда станцевал последнего графа Альберта в балете «Жизель». Я сам сказал, что всё!

— С графом Альбертом вы закончили, но я помню вашу замечательную вдову Симон в «Тщетной предосторожности» Михайловского театра. Будет ли продолжение в этом амплуа?

— Вдова Симон — для меня радость. Я очень благодарен Владимиру Кехману, который меня пригласил. Таким образом я сам себе напоминаю, что по основной своей деятельности я артист. Делаю это для себя прежде всего, тем более что танцую этот спектакль со своей любимой ученицей Анжелиной Воронцовой. И когда репетирую и выступаю, отвлекаюсь от того, что меня окружает каждый день.

Что касается продолжения, то у меня, к сожалению, совсем нет времени, особенно в этом году: я очень привязан к расписанию детей. Но я уверен, что еще много интересных ролей впереди.

— Вы уже окончательно стали петербуржцем?

— Смотрите, какая интересная вещь: по рождению я тбилисец и очень этим горжусь. Мой дом в Москве, на Фрунзенской набережной, и я не собираюсь менять его местоположение... Ну а служу я в Петербурге и с большим удовольствием это делаю. Сегодня мой мир — академия, замок «Спящей красавицы» на берегу «Лебединого озера».

Текст: Светлана Наборщикова
Источник: «Известия», 15 ноября 2016 г.

В этом году вы возобновляете Vaganova-PRIX после десятилетнего перерыва. Призёры этого конкурса становились звездами русского балета. Что сподвигло вас на возобновление этого конкурса? Что особенного в этом конкурсе по сравнению с другими - как в России, так и за рубежом?

Решение о восстановлении конкурса Vaganova-PRIX принимало Министерство культуры России.

Особенность нашего конкурса, во-первых, в том, что надо сделать урок (для женщин это урок Вагановой, для мужчин – урок с элементами класса Пономарёва), – это, пожалуй, самое главное и самое сложное для всех, кто принимает участие в конкурсе. Эти классы, существуют с середины ХХ века, в них достаточно сложное сочетание движений, которое не очень просто выполнить.

Я уже дважды был на конкурсе в Лозанне, где также делают класс, и высказывал свои пожелания устроителям, чей конкурс мне очень нравится. Но там всё очень сильно зависит от педагога, который даёт класс, от грамотности того, кто показывает. К сожалению, всё, что я видел на классе, не соответствовало общему высокому уровню Prix de Lausanne.

Наша особенность в том, что мы являемся главным оплотом классического танца в мире, хранителями тех законов, которые завещали нам предки. Потому что у классического танца есть очень чёткие закономерности – куда должны идти руки, в какой последовательности поворачивается голова, где ноги, какая координация, какой музыкальный расклад движений… Поэтому в тех уроках, которые будут даваться во время конкурса, педагоги будут очень чётко всё это показывать, и будет сразу видно – владеет участник «грамотой» или нет.

Вторая особенность – те вариации, которые мы попросили станцевать… Вот мне, например, очень нравится в Лозанне правило, что надо танцевать под одинаковую музыку с одинаковым темпом – они рассылают её всем, всех ставят в этом плане в одинаковые условия. Мы пошли на уступку в части темпа, но в части порядка движений – нет. Всё-таки мы находимся в Санкт-Петербурге, где Мариинский театр – главный в России по классическому танцу. Все балеты классического репертуара так или иначе поставлены именно здесь. И потому мы ориентировали всех участников на точное выполнение хореографического текста. Это тоже очень важно. Я знаю, многие были недовольны тем, что репертуар ограничен, но мы постарались в него внести только те вариации, авторство которых мы можем указать и можем точно гарантировать порядок.

По каким критериям определяются победители Vaganova-PRIX?

Я не состою в жюри и не могу ответить на этот вопрос. Жюри у нас очень компетентное, в нём главы ведущих в мире школ, большие профессионалы. Возглавляет жюри последняя ученицы Агриппины Яковлевны Вагановой – Ирина Колпакова. Я думаю, они будут, прежде всего, руководствоваться выучкой ребят. Я не сомневаюсь в этом.

По правилам Vaganova-PRIX конкурс проходит как класс Академии Вагановой, а затем – в классических вариациях. На сегодняшний день, только в России сохранился классический танец на должном уровне. Как русский балет будет справляться с давлением современной хореографии из-за рубежа?

Это разный репертуар. Мы должны исполнять и то, и другое. Но в России как был главным классический балет, так он им и остаётся. И все хотят видеть «Лебединое озеро». Поставьте у нас рядом два театра и сделайте конкурс – в одном показывайте «Лебединое озеро», а в другом – всю современную хореографию. У вас всегда будет Sold out (всё продано) на «Лебедином», в отличие от современного балета. Это еще сказал Баланчин – для того, чтобы балет имел кассовый успех, надо его назвать «Лебединое озеро».

Со времён распада СССР как политика относилась к роли балета в русском обществе?

В русском обществе балет был всегда доминирующим искусством, привилегированным зрелищем экстра-класса. По сей день так и остаётся.

Недавно вы упрекали молодого учащегося Академии Вагановой в отсутствии культурного образования. Что бы вы хотели вложить в нынешних учащихся Академии? Не могли бы вы рассказать, как менялось преподавание балета со времён создания Академии Вагановой и по сегодняшний день?

Ничего особенно не поменялось – мы как преподавали, так и преподаём. Просто у меня большие требования к светскому образованию. Учащиеся Академии должны хорошо знать литературу, музыкальную литературу, должны очень хорошо знать историю балета, потому что это нужно для профессии. А если артисты направо и налево раздают интервью, что им не интересен сюжет, что им безразлично музыкальное сопровождение и то, о чём вообще этот спектакль, – это свидетельствует об очень низкой культуре не только самих артистов, но и тех людей, которые считают возможным смотреть на таких исполнителей.

Современное общество больше склоняется в сторону свободы личности и меньшего влияния авторитетов, во всяком случае, на Западе. Может ли это нанести угрозу балету ХХI века?

Если человек хочет развиваться, он будет развиваться, если не хочет – то не будет. И заставить никого невозможно.

Кто, на ваш взгляд, самые яркие представители русского балета – сегодня и в прошлом?

Сегодня – Светлана Захарова, я думаю, нет «круче» балерины в нашей стране. А из прошлого… Если я начну перечислять, то не хватит журнала (смеётся).

Большой театр уже привлёк и продолжает привлекать много выпускников Академии Вагановой. Почему Мариинский театр перестал быть золотым стандартом для учеников Академии? И что должно быть сделано, чтобы задерживать таланты в Санкт-Петербурге?

Прежде всего, столица у нас – Москва, и Большой театр в Москве – это главный театр страны. Поэтому он самый привлекательный для всех, независимо от того, где бы артисты ни учились. У нас в стране демократическое общество и свобода выбора. Никто не может заставить кого-то остаться в том или ином городе, театре. Я никогда не даю советов в этом, стараюсь не вмешиваться в личный выбор. Но мне жаль, когда кто-то из наших выпускников, россиян, уезжает из страны. Мне кажется, русская театральная культура, а тем более – балетная, намного богаче западной, и я сам никогда не уехал бы.

Источник: DANSE, ноябрь 2016 г.